Пастор Генри Максуэл сильно волновался. Была
уже пятница, а он еще не приготовил и половины воскресной проповеди.
Всю неделю не давали сосредоточиться: то один, то другой приходили
с разными нуждами, делами и вопросами. Наконец, Максуэл решил
никого более не принимать, пока не приготовится окончательно.
Он поднялся к себе наверх в кабинет и, заперев дверь, стал думать,
ходя по комнате взад и вперед. Он готовил проповедь на слова из
послания апостола Петра: «Что за похвала, если вы терпите, когда
вас бьют за проступки? Но если, делая добро и страдая, терпите,
это угодно, Богу. Ибо к тому вы призваны, потому что Христос пострадал
за нас, оставив нам пример, дабы мы шли по стопам Его» (1 Пет.
2:20-21).
Максуэл в проповеди развивал ту мысль, что Иисус Христос страдал
не на кресте только. Вся жизнь Спасителя, все годы Его учения
были сопряжены со страданием, и верующий христианин, работая во
имя Царства Божия с людьми, обязан следовать примеру Христа Спасителя.
Для ученика Христова путь служения правде также неизбежно будет
соединен с крестным путем. Жертва Сына Божия за людей требует
и от нас жертвы для Божьего дела.
Максуэл подошел к последней мысли и хотел указать способы подражания
Христу, как вдруг у дверей раздался робкий звонок.
Он подошел к окну взглянуть на улицу, вниз, кто это. На крыльце
стоял средних лет, бедно одетый, болезненный человек.
- Что вам угодно? - спросил Максуэл.
- Я хотел бы видеть пастора.
- Пастор - я.
- Я ищу работу, - смущенно заговорил бедняк, сняв шапку, - и подумал,
может быть, вы поможете мне что-нибудь найти.
- К сожалению, ничем не могу вам помочь, - сказал Максуэл. - Теперь,
вообще, работы очень мало.
- Знаю, - согласился проситель, - но я целую неделю хожу без хлеба.
Не будете ли вы добры дать мне рекомендацию к железнодорожному
начальству или куда в другое место? Я в крайней нужде и прямо
в отчаянии; не знаю что делать, - продолжал бедняк, вертя свою
засаленную шапку.
- Вряд ли моя записка поможет вам устроиться, - сказал пастор,
- да я и занят очень сейчас. Извините меня, я готовлю проповедь
к воскресенью. Поищите еще. Надеюсь, вы сыщите какую-нибудь работу.
Пастор закрыл окно, а рабочий пошел по улице, забыв покрыть голову
шапкой. Вся его жалкая фигура говорила о крайней нужде, лишениях
и бездомности. Максуэл с минуту постоял, потом вернулся к столу
и со вздохом взялся за прерванную проповедь.
Больше ему не мешали, и к вечеру проповедь была закончена. Оставалось
выучить ее хорошенько, но для этого была еще суббота.
В воскресенье над Раймондом стоял чудный день. Народ толпами шел
в церковь. Когда в одиннадцать часов началось служение, просторное
здание было полно самой нарядной и зажиточной публикой Раймонда.
Церковь, где служил Максуэл, славилась своим органом, прекрасными
проповедями пастора и чудным хором.
Сегодня псалмы и молитвы были согласованы с содержанием проповеди.
Рахиль Винслоу, лучшая певица, перед самой проповедью пропела
трогательный гимн: «Вслед за Тобой и я возьму мой крест, Спаситель.
Оставив все, пойду, куда б ни вел Твой путь».
Голос Рахили звенел как серебро, и её пение прекрасно подготовило
слушателей к проповеди. Генри Максуэл взошел на кафедру. В храме
все смолкло. Прихожане главной раймондской церкви любили слушать
своего пастора. Он говорил живо, умно и красиво; обладал звучным
голосом и свою речь всегда сопровождал изящными жестами. Как всегда,
и сегодня проповедь Максуэла была жива и интересна, полна метких
изречений. Слушатели следили за речью пастора с затаенным вниманием.
Вдруг всеобщее внимание было прервано. Едва Максуэл кончил свою
проповедь и не успел еще сойти с кафедры, как из задних рядов
послышался голос и, прежде чем молящиеся сообразили, кто и что
говорит, говоривший подошел к кафедре и обернулся лицом к собранию.
«Простите, - сказал он. - Я не пьян и не помешан; я кроткий и
безобидный человек. Я простой рабочий, мастеровой без работы.
Мне очень тяжело. Я зашел сюда помолиться и все время, пока здесь
стою, не переставал удивляться тому, что здесь видел и слышал.
Я чувствую, что я уж больше не жилец на свете, что дни мои сочтены:
так мне хочется хоть перед смертью узнать, что значит слышанный
мною здесь призыв: «Пойдем за Христом, по стопам Его!» Генри Максуэл
вздрогнул. В говорившем он узнал того человека, который приходил
к нему в пятницу утром, и теперь этот оборванный человек с видом
бродяги стоял перед ним живым укором. Пастор в смущении не знал,
что делать, а рабочий, словно не замечая переполоха, необычного
смущения, какое он внес в церковное служение, продолжал говорить:
«По всей Америке идет борьба между различными промышленными компаниями
и отдельными фабрикантами и заводчиками. Крупные капиталисты составили
многомиллионные союзы и решили задавить отдельных предпринимателей,
понизили страшно цену на товар, и многие мелкие фабрики должны
были вследствие этого закрыться. Работа остановилась, и тысячи
рабочих остались без хлеба. Я, один из многих этих бедняков, все
лето и весну хожу без работы. У меня были жена и двое малюток.
Грудной ребенок умер в начале безработицы. Доктор говорил, что
причиной было плохое питание матери. Плохое питание?.. У нас часто
днями не было корки хлеба в доме. А я ведь не один. Нас много
в таком положении. Я не жалуюсь, не ропщу, нет. Я только передаю,
что было. Сидя там сзади и слушая ваше пение и речь пастора, я
думал, насколько то, что вы зовете «следовать за Христом» согласно
с нашей жизнью? Что разумел Спаситель говоря: «следуйте за Мною»?
Пастор говорил, что ученику Христа необходимо идти по Его стопам,
и назвал пути к тому: послушание, веру, любовь и подражание. Но
я как раз не слышал, что разумеет он под последним путем, т.е.
подражанием. Что христиане называют следовать за Христом? Считаете
ли вы, что страдаете и отрекаетесь от себя самих и берете на себя
страдания всего человечества, как-то сделал Господь Иисус? Я недавно
издалека пришел сюда ради работы. Здесь у вас своих бедняков без
работы более пятисот человек в моем положении. Много семейных.
Скажите, что значат тогда ваши слова: «Иисус, мой Бог, Спаситель,
я беру крест, чтобы, все оставив, идти за Тобой»?
Спаситель в пустыне кормил голодных. Как же у вас среди житниц
и громадных рынков мяса, овощей и фруктов умирают от истощения
братья ваши? Два месяца тому назад умерла моя бедная жена. Нас
выгнали из квартиры за неплатеж денег, а домохозяин был также
ведь христианин. Скажите, выгнал бы Христос из своего жилья бездомных?
Мы с ребенком бродили два дня и ночь под дождем, пока нас не приютил
товарищ-рабочий, встретивший нас под дождем. Жена свалилась и
в три дня умерла. Дочь осталась у товарища, а я теперь здесь собираюсь
умирать. Повторяю, я не упрекаю вас, никого не виню. Я понимаю,
что вы не можете уничтожить нужду, голодовки, душные помещения,
но скажите мне ради Бога, что вы называете - подражать Христу?
Я слышал, как вы здесь пели:
«Все для Иисуса, все для Него,
Все мое бытие, искупленное Им!
Все помыслы мои и все дела,
Все дни и часы моей жизни,
Все для Него, Искупителя мира».
И я опять задумался, сидя на задней скамье: что разумеете вы под
этим? Мне кажется, что мир перестал бы быть юдолью печали, если
бы люди, которые поют подобные гимны, приводили эти чудные слова
в жизнь. А если слова гимнов и проповедей не исполняются, к чему
их петь и говорить? Кого мы обманываем: себя, друг друга или Бога?
Может быть, я заблуждаюсь, но я верю, будь подле меня в образе
людей, зовущих себя христианами, Христос, моя жена и детки не
лежали бы в могиле, и я сейчас не завидовал бы мирному покою их.
Объясните же мне, если можете, путаницу нашей жизни, облегчите
по-христиански мою душу. Все это бывшее. Может, и должно так быть,
но я не понимаю ваших обещаний подражать Христу, следовать по
стопам Его; я прошу...»
Говоривший не кончил. Он провел рукой по глазам и разом тяжело
рухнулся лицом вниз.
Генри Максуэл сошел с кафедры и, подойдя к распростертому телу,
опустился на колени. В церкви оказался доктор. Он подошел, послушал
сердце и сказал, что бедняга жив, только в обмороке. Больного
отнесли в дом к пастору.
С этого часа в жизни Генри Максуэла началась новая глава. Однако
никто, и всего менее он сам, не думал, что этот случай окажет
влияние на его жизнепонимание, на все его убеждения, на самый
уклад жизни.
Молящиеся разошлись в сосредоточенном молчании. Происшествие произвело
на всех сильное впечатление. В течение недели в церкви только
и было разговоров, что о больном пришельце, которого доктор объявил
безнадежным.
Максуэл с женой окружили больного самым нежным уходом. Они не
отходили от него ни на час, ни днем, ни ночью; но больному становилось
все хуже и хуже. Он временами падал в забытье и звал к себе дочь,
оставленную им у товарища-рабочего. Девочку вызвали телеграммой,
и она к концу недели была у постели отца. Больной с любовью держал
руку дочери и с благодарной слезой говорил Максуэлу: «Я знаю,
что умру и умру скоро, но это меня теперь не страшит и не тяготит
более... Я спокоен: спокоен за дочь и за себя. Дочь не пропадет
с вами, вы устроите ее, а мне легко теперь. Я вижу, что Христова
любовь есть все-таки на земле. Вы были добры ко мне, слишком добры.
Я чувствую, так поступил бы Иисус Христос. Я убедился из вашего
примера, что, если бы люди захотели, они могли бы всегда и во
всем подражать Христу, идти по Его стопам...»
Больной говорил все реже и реже. Дыхание его прерывалось. Видимо,
близился конец.
«Дорогой пастор, - продолжал больной, взяв его руку, - если бы
вы знали, как легко умирать с верой во Христа, в силу Его любви
и правды на земле... Скажите им, тем, кому я говорил в церкви...
Зовите их ко Христу... идите за Христом... зовите идти других
по Его стопам... Только на этом пути люди могут быть братьями...
только тут можно найти покой душе... и отраду жизни!»
Больной судорожно вздрогнул, вытянулся, обвел комнату глазами
и тихо заснул на веки. Пастор опустился на колени и долго молился.
Он заметно за эту неделю осунулся, лицо его стало более вдумчивым.
В глазах виднелась какая-то сосредоточенная мысль.
Больной умер в воскресенье на рассвете. Утро занималось прекрасное.
Максуэл смотрел в окно и, при виде восходящего солнца, у него
на душе, вместе с окружающей природой, становилось светлей и светлей.
- Спи с миром, усопший брат мой, - сказал Максуэл, глядя на покойника.
- Ты умер не напрасно. Твоею смертью мы, оставшиеся в живых, получим
толчок к воскресению, к обновлению духа. Не может быть, чтобы
твои последние слова и смерть прошли для нас бесследно. Твои страдания,
как и страдания тысяч подобных тебе бедняков, являются укором
нашей христианской совести. Мы ранее не думали об этих страданиях,
закрывали на них глаза; имели уши и не слышали, смотрели и не
видели. Теперь пелена спала. Твоя смерть от нищеты и голода среди
нас, твоих сытых братьев, - грозный обвинитель нашей духовной
нищеты. Христианство ведь не в словах, а в действиях, в жизни
по учению Христа. Мы много поем гимнов Христу, а настоящей гимн
Ему есть жизнь, полная Его любви. Ты дал нам добрый урок... Мы
не забудем его... по крайней мере я, - твердо и решительно закончил
Максуэл.
Время было идти в церковь. Молящихся в это воскресенье было более,
чем когда-либо, и у всех на лицах виднелась сосредоточенность.
Все словно чувствовали, что сегодня необычное служение, что сегодня
должно произойти что-то особенное.
Пришло время проповеди. Проповедь в это утро была необыкновенной.
Никто не помнил, чтобы пастор говорил без записи перед глазами.
С давних пор он писал каждое слово своей проповеди. Теперь он
говорил без бумажки в руках и заметно волновался. Было очевидно,
что какая-то мысль просилась у него наружу, но он не знал, как
выразить ее. В конце проповеди он, закрыв Библию, встал на край
кафедры и, глядя на свою паству, начал говорить по поводу удивительного
случая, бывшего неделю назад.
- Наш брат, - сказал он, - отошел сегодня утром к Богу. Его смерть,
предсмертные слова, равно как и появление и речь его здесь, в
церкви, произвели на меня чрезвычайное впечатление. Они навели
меня на вопрос, которого я никогда раньше себе не задавал: «что
значит - идти за Христом?» Я не хочу кого-либо порицать, не стану
производить оценку себе самому и всему нашему отношению к умершему
бедняку или вообще к тем, кого он представляет. Однако я думаю,
что слова того человека дышат горькой и укоризненной для нас правдой,
что мы должны или попытаться ответить на поставленный им вопрос,
или принять осуждение в качестве учеников Христа, что мы говорим
о подражании Христу, а действуем вопреки Его воле и учению. Я
всю неделю мучительно думал об этом и решил поделиться с вами
думами, которые сложились в моем уме и которые могут быть ответом
на сказанное здесь в то воскресенье.
Генри Максуэл умолк и посмотрел на своих членов церкви. Перед
ним были серьезные строгие лица. Тут были Эдуард Норманн, издатель
Раймондских «Новостей дня», Александр Пауэр, главный начальник
железнодорожных мастерских, Дональд Март - директор Линкольнского
колледжа, Вильям Гобсон, - известный художник, яркая кисть которого
создала знаменитые «Пир Вакханок», «Праздник Дионисия» и «Игры
амазонок». Далее сидели Ричард Стоке, светило местной адвокатуры,
Оливер Коул - директор театра и лучшей в городе труппы и Мильтон
Райт, один из самых крупных купцов Раймонда, у которого было более
тысячи служащих по магазинам и складам. Были также доктор Вэст,
человек еще молодой, но уже пользующийся завидной репутацией,
юный Джеспер Чэз, автор книги, сделавшей ему громкое имя и, как
говорят, работающий опять над новой повестью; затем мисс Вирджиния
Пэдж, получившая после недавно умершего отца, многомиллионное
наследство, и её подруга Рахиль Винслоу, обладающая редким по
звучности и красоте голосом, гордость церковного хора.
Когда Генри Максуэл всматривался сегодня в их лица, он раздумывал
над тем, сколько из них отзовется на предложение, которое он собрался
им сделать. Он продолжал свою речь, медленно выбирая слова, что
производило на слушателей впечатление, какого они еще никогда
до сих пор не испытывали даже в минуты, когда пастор быль наиболее
воодушевлен. Казалось, пастор вбивал гвоздем каждое слово в сердце.
«То, что я намерен предложить, не должно показаться вам чем-нибудь
необыкновенным или невыполнимым, - сказал Максуэл. - Однако я
подозреваю, что так взглянут на дело немногие из вас. Чтобы быть
вполне понятным, я буду говорить без обиняков, напрямик. Я вызываю
желающих, кто честно и серьезно принял бы на себя обязательство
в течении целого года ничего не делать, не спросив себя предварительно:
«Что сделал бы Христос? Как поступил бы Он в данном случае на
моем месте? Благословил ли бы Он мое дело? Поступаю ли я по Его
примеру?» И затем строго выполнять данное себе и друзьям по обществу
слово, не обращая внимания на возможные последствия. Разумеется,
я первый примкну к этому кружку... Ясно ли я высказал свою мысль?
По окончании собрания я приглашаю тех, кто пожелает присоединиться
к этому кружку, остаться и пройти в церковную библиотеку. Мы поговорим
о подробностях плана. Нашим правилом будет: «По Его стопам». Иначе
говоря, мы пойдем по стопам Иисуса так точно и буквально, как
Он Сам учил поступать своих учеников. И те, которые принимают
на себя это обязательство, должны так действовать в течение целого
года, начиная с сегодняшнего дня, не смотря ни на что».
Генри Максуэл снова остановился и оглядел присутствующих. Трудно
описать действие, которое произвело это, по-видимому, простое
предложение. Слушатели перекидывались изумленными взглядами. Подобное
толкование и применение Христова учения до сих пор никому не приходило
в голову. Все привыкли считать себя христианами, порою говорить
о Евангелии, слушать проповеди о Христе и Его учении, но... жить
всегда и во всем по этому учению, выполнять его на деле во всех
случаях жизни, это..., это никому никогда не приходило в голову.
Предложение вызвало общее недоумение. Конечно, Максуэла все поняли,
но слова его были так странны, так необычны...
Максуэл прошел в свой кабинет и, пока он там приготовлялся, церковь
опустела. Он направился в библиотеку и, войдя туда, чуть не задрожал
при виде находящегося там народа. Он не ожидал, чтобы столь многие
пожелали принять на себя обет подражания Христу. В комнате собралось
около пятидесяти человек. Тут были Рахиль Винслоу, Вирджишя Педж,
Норманн, Дональд Март, Александр Пауэр, Ричард Стоке, доктор Вэст
и Джеспер Чез.
Максуэл притворил дверь читальни и остановился перед собравшимися.
Он был бледен и губы его дрожали от волненья.
- Это Божье дело, - сказал он. - Нас тут собрал Сам Господь. Помолимся
Ему, чтобы Он удержал нас в своей воле и дал силы идти Его путем,
по стопам совершенной любви и чистой правды.
По окончании молитвы несколько секунд стояла тишина. Все головы
были наклонены. Лицо Генри Максуэла было мокро от слез. Если бы
громкий голос с неба освятил их обет идти по стопам Христа, они
не могли бы яснее чувствовать божественное благословение. Так
началось самое серьезное из когда-либо бывших движений в Раймондской
общине.
- Мы все понимаем, - начал Максуэл, - что мы обещали делать. Мы
обязуемся в нашей ежедневной жизни ко всякому делу приступать
с вопросом, что сделал бы Иисус Христос, не задумываясь над возможными
последствиями. Когда-нибудь я расскажу о чудесной перемене, происшедшей
в моей жизни за эту неделю. Теперь я не могу: я не вполне еще
разобрался, что произошло со мной. Пока я чувствую только, что
дальше так жить, как жил до этого, я не могу. Пережитое мною с
прошлого воскресенья чувство обнаружило всю недостаточность моего
прежнего понимания христианского ученичества, и я должен дать
новый обет. В одиночку я не смел приступить к этому делу. Устами
умершего бедняка Господь говорил нашей душе. Это был призыв ко
всем нам. Я ко всем и обратился с предложением. Согласны ли вы
подтвердить свое намерение?
- Я согласна - сказала Рахиль Винслоу, - но у меня есть недоумение.
Я не совсем понимаю источник нашего знания, как поступил бы Иисус
на моем месте? Кто решит для меня, что сделал бы Он в каждом данном
случае? Благословит Он мое дело или нет? Теперь ведь жизнь осложнилась.
Многое из современной нашей жизни не было во времена Спасителя?
Как же могу я сказать, что Он сделал бы? что благословил бы, что
нет?
- А что, если кто-нибудь скажет о моем поступке, что Христос поступил
бы не так? - спросил Норманн, издатель газеты.
- Вдруг один член общины станет думать, что Христос поступил бы
именно так, а другой откажется принять его понимание. Что может
согласить наше поведение, сделать его одинаково христианским?
Возможно ли прилагать одни и те же заключения ко всем случаям,
- спросил Дональд Март.
Генри Максуэл несколько времени помолчал, затем ответил:
- Я не думаю, чтобы можно было ожидать недоумения или разногласия.
Если кто честно, искренно и с разумением следует за Христом, то
я не предвижу здесь сомнений ни в нашем собственном уме, ни в
суждении посторонних людей. Если Иисус Христос послужил примером
для всего мира, то, несомненно, вполне возможно и нам следовать
Ему. Думаете ли вы иначе?
Все согласились. После нескольких минут частных обсуждений было
постановлено через две недели устраивать особые собрания для сообщения
о своих опытах на пути подражания Христу. Генри Максуэл снова
помолился. И снова, как раньше, чувствовалось присутствие Духа
Божия. Все молча пожали друг другу руки и тихо разошлись каждый
с глубокой серьезной думой.
|
